Надо сказать, я таких постов еще никогда не писал)
читать дальшеКнязь Лев Николаевич Юсупов лежал поперек своей роскошной, мягкой кровати . Одна подушка лежала у самой его головы, вторая - под коленом левой ноги. Князь любил вот так развалиться на кровати, а мягкие подушки нравились ему почти так же сильно, как игра в шахматы. Шторы были плотно задернуты. Рядом с кроватью Льва Николаевича помещался столик с высоким, массивным подсвечником на нем. Три горящие свечки освещали небольшое пространство, но этого Юсупову было более чем достаточно. Еще два подсвечника помещались по углам комнаты- один на низенькой тумбочке из темного дуба, второй был прикреплен к противоположной стене. Старая мебель из темного дуба имеет иногда такую тенденцию распрострянять терпкий, почти пряный запах, который так нравится некоторым любителям старины. Сейчас этот запах, смешанный с запахом топленого воска, наполнял спальню Льва Николаевича. Лицо мужчины было задумчиво, брови чуть сдвинуты к переносице, из за чего он казался нахмуренно- сосредоточенным. Лев Николаевич Юсупов лежал, подперев рукой голову и читал книжку. Книжку, которую давно готовился прочесть, но никак не решался это сделать из за скандальности этого произведения. Но все таки, раз сам государь Александр Второй читал это, то почему бы не прочитать и князю Юсупову?
Надо сказать, что эта книга поразила князя буквально с первых страниц, да и само название "Бесы". Бесы сейчас везде! Россия беснуется, как стадо свиней и скоро это стадо, обезумевшее и взбесившееся, само кинется с обрыва в реку и потонет там. Захлебнется в своем собственном сумасшествии. Это, разумеется, должно произойти и этот писатель, осмелившийся написать такую вещь- прав. Он тысячу раз прав. Когда князь дочитал первый том, он долго не мог собраться с мыслями и приступить ко второй части произведения. Он вдруг почувствовал, как все это зыбко, почувствовал, что Россия- это пороховая бочка, которая вот вот рванет.
Князь вдумчиво читал каждую строчку. Сейчас он наткнулся на особенно интересное место, которое буквально что-то изменяло в самом князе.
"У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а не каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное- равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, а не надо высших способностей! Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами. Высшие способности не могут не быть деспотами и всегда развращали более, чем чем приносили пользы; их изгоняют или казнят. Цицерону отрезается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями- вот шигалевщина! Рабы должны быть равны. Без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство, и вот шигалевщина! Ха-ха, вам странно!"
Юсупов как будто сам заражался этим сумасшествием того персонажа, от лица которого шел диалог, но заражался как бы совершенно другого рода сумасшествием. Он понимал, что этого не предотварить. Именно это делают революционеры: сеят смуту, плюют на все, что представляло святую, единственную ценость : искусство, религию, ценность человеческой жизни. Это же дико, просто дико. На каждом шагу затаилось по атеисту. Князю вдруг сильно захотелось в церковь...да еще и много чего ему захотелось. Он совершенно не мог представить Россию без православной церкви, без царя, без белого-белого снега. Почему без белого снега? "Да потому что снег окрасится в красный цвет"- подумалось Льву Николаевичу и он вдруг вздрогнул. Смутно показалось князю, что в комнате кроме него самого есть еще кто-то и что этот кто-то скрывается в полумраке, никак не решаясь выйти на свет. Князь снова уставился в книжку.
А его лакеи, с которыми он играет в шахматы? Его дворовые, управляющие поместьями, они все тоже хотят перерезать ему горло или пустить пулю в сердце? Неужели? В это князю не верилось. Все эти революционеры, все эти бессердечные нигилисты, они простой то народ спросили? Да плевали они на простой народ и плевали в первую очередь.
Перед глазами князя вдруг всплыла необычайная, чрезвычайно яркая картина из его прошлого. Когда он, совсем еще маленьким мальчиком, бегал от нянек в поле, где работали простые люди. Особенно князь любил прибегать к крестьянам во время сенокоса. И тамошние мужики, деды с большими, добрыми голубыми глазами , крестьянские женщины, улыбались ребенку. Некоторые ласково называли его Левушкой. А некоторые никак не могли иначе назвать семилетнего ребенка ,кроме как "Ваша Светлость, Лев Николаевич". И ведь так светились у них глаза какой- то особенной лаской... И действительно воспринимали маленького Льва как что -то "Светлое". Неужели они когда нибудь думали о том, чтобы убить своего барина , своего князя? Ведь он-то , их князь - и старший Юсупов, и Юсупов - сын, любил их, как мог. Нет, князю не верилось, что они, эти крестьяне, хоть раз задумывались о том, чтобы убить своего барина. Они просто были на это не способны. Мир никогда не бывает совершенен. Но они, эти революционеры, сделают только еще хуже. Может это и есть судный день? Только это не они, не эти глупцы, грубые нигилисты судят мир, да и какие из них судьи? Это дьявол творит бесчинства их руками.
"Слушайте, мы сначала пустим смуту- торопился ужасно Верховерский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав.- Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ................... Слушайте, я всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их Богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв, и чтобы денег добыть, не мог не убить- уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтобы испытать ощущение, наши. ПРокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не ведают! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты, у наставников раздавлен пузырь с желчью. Везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный! Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними вот такими идейками возьмем? Раньше свирепствовал тезис, что преступление есть помешательство. Приезжаю- и уже преступление не помешательство, а именно здравый то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест."
И что же? Вот сегодня, на приеме у генерал- губернатора, это убийство, это был "благородный протест"? ПРоявление самой настоящей холодной ярости. Сумасшествия. Интересно было бы увидеть лицо этого убийцы. Князь отложил книжку чуть в сторону и лег на спину. Теперь он просто смотрел в потолок, на котором отражались блики свечей. Так еле еле...что легкая улыбка пробежалась по губам Юсупова. Но тут же улыбка эта сбежала с его лица так же быстро, как и появилась. Льву Николаевичу все еще казалось, что в комнате кто-то есть. А вдруг этот кто-то спрятался за шторами? За тяжелыми темно-зелеными с золоченой вышивкой шторами...И теперь думает, как бы так подстеречь момент, чтобы убить очередного аристократа, служащего третьего отделения. На висках у князя выступила мелкая испарина. Он резко сел и соскочил с кровати, замерев на месте. Подойти? Отдернуть шторы? Чтобы хотя бы убедиться, что там никого.
Князь медленно, медленно приближался к завешенному окну. Его охватил очень странный, сильный, проникающий до костей страх. Хотя князь почти знал, что страх этот беспричинный. Мало того, абсурдный. Это просто плод расстроенных нервов. Нет, они не смогут остановить революцию...не смогут. У них для этого слишком слабые нервы. Бежать...надо бежать прочь из России. "Но Боже мой- думал Юсупов, медленно подходя к окну- Как это низко. Как это унизительно, бежать, как крыса с тонущего корабля.... Но он, настоящий русский князь, выросший среди русской природы , среди серебристого снега, он, читающий классику... Он является олицетворением царской России. Если он уедет- он увезет часть России с собой. Спасет хотя бы эту часть. А тут- он погибнет. И ладно еще он! У князя невыносимо заныло сердце. Погибнет и Бирсен, за которую он в ответе. И много кто.... Много светлых умов. Много вот таких настоящих русских князей. Князь понимал, что он идеализирует. Но каждый судит по себе, вот и Лев Николаевич старался померить всех своей меркой.
Когда он оказался совсем уже около окна, его уже начала бить мелкая дрожь. Резким, болезненным движением , он отдернул штору в сторону с такой силой, что одна из петель, на которых она крепилась, порвалась. За шторой никого не было. И вместо того , чтобы успокоиться, князь заволновался еще пуще. Он был почти уверен, что за второй шторой точно что-то или кто-то есть. Точно так же он рванул в сторону и вторую штору, но и там тоже никого не оказалось. Невыносимо захотелось вдруг разбудить кого-нибудь и попросить посидеть рядом. Вот ведь княжеское мировоззрение.... Что ты можешь поднять человека среди ночи и попросить посидеть его рядом только потому, что тебе страшно. "Но разбудить- это же не убить , не покалечить, ведь так же, так?"- как бы в оправдание самому себе подумал Юсупов. Он поднес руку ко лбу и так долго стоял посередине комнаты. Потом все таки подошел к кровати и машинально потянул за длинный шнурок...шнурок вызова слуги. Зачем он поднимает человека среди ночи, зачем он его зовет? Зачем? Вопрос "зачем" всегда очень сильно волнует людей образованных. "Зачем живу, зачем дышу, зачем думаю, зачем работаю на третье отделение?" Задавались ли революционеры хоть раз вопросом, НАСТОЯЩИМ вопросом : Зачем? ПРобовали ли они хотя бы раз анализировать свои действия?
В дверь постучали. Это лакей пришел...быстро он, однако, очень быстро. Князь открыл. На пороге стоял Прохор, тот самый, с которым Юсупов частенько играл в шахматы.
- Что угодно Вашей Стветлости?- спросил лакей,с внимательной почтительностью глядя на князя.
- Принеси ка мне , Прохор, воды...- ответил Лев Николаевич .
- Нездоровы Вы что ль, князь?- с подозрением спросил лакей и вдруг подошел к кровати, на которой ,лежа, только что читал книгу Лев Николаевич.
"Достоевский"- проговорил лакей себе под нос. - Опять начитались этой вашей высокой мысли, теперь поди опять не заснете.- сердито пробурчал он.
Юсупов улыбнулся , весело усмехнувшись. Потом быстро подошел к кровати, сел на нее и, схватив лакея за руку, задал быстрый, как речитадив, вопрос:
- А вот скажи мне Прохор, честно скажи, думал ли ты когда нибудь о том, что хорошо было от меня избавится, как от деспота, а? Думал или нет, говори!
Это как-то само собой сорвалось у Юсупова с губ, так , что он даже не заметил этого сам. ПРохор так и всплеснул руками, отпрянув от князя.
- Совсем с ума Вы сошли , сударь, и как не стыдно Вам!- с горечью заголосил он - Али я какой безбожник, вот с того момента как Вам десять годков минуло, к Вам приставлен был Вашим батюшкой князем Николаем, не отходил от Вас, несмышленого! А Вы - избавиться! Да чего ж это делается то!
И он вдруг перекрестился. Юсупов сидел на кровати, глубоко фрапированный. Он, конечно, знал, что ответ будет в таком духе, но все таки был сильно впечатлен.
- Прости , Прохор. Я вовсе и не думал, что ты...что нибудь в таком роде помышлял. Прости, в лихорадке я.
- С ума Вы сошли, князь Лев Николаевич, не доведет Вас эта служба до добра, и чтение Ваше тоже вас до добра не доведет. Батюшка Ваш от нервного удара помер в пятьдесят три года, неслыханно! А Вы, если не успокоитесь , тоже сляжете , прости Господи!
Юсупов было вскочил с кровати , но Прохор усадил его обратно.
- Нет, я не слягу, мне нельзя.- проговорил князь.- А знаешь, Прохор, мне все время кажется, что в комнате еще кто-то кроме меня есть, веришь ли...
И он как-то по дестки даже посмотрел на лакея.
- И это бывает, батюшка. Дохтора бы Вам, а воды сейчас принесу.
- Ты...чернильницу мне еще принеси. Новую.- попросил Лев Николаевич- А докторов никаких не надо. Лучше Бирсен позови.
"Чернильницу ему...- подумал лакей- куда он чернила то девает? Все пишет чегой-то..."
- Ложились бы Вы спать , Лев Николаевич, оно все же лучше и утро вечера мудренее.
"Не засну я, не засну"- подумал князь, а вслух ничего не сказал. Прохор вышел за дверь. Вздохнул, пожал плечами , оглянулся и сказал:
- Дети сущие, дети же, и как на таких серчать можно? "А не хотел бы ты Прохор, от меня избавиться?" Тьфу!
И он, крехтя и скрипя ступеньками, начал спускаться вниз, за водой.
Князь остался сидеть на кровати. А в окно , не завешенное тяжелыми шторами, лился целыми потоками, серебристый лунный свет. И от этого света еще беспокойнее стало князю, еще более грустно и еще сильне защемило у него что-то внутри. Ему невыносимо хотелось писать стихи, много писать. Но это желание было каким-то лихорадочным и странным, почти сумасшедшим. В комнату вернулся лакей с подносом, на котором стоял прозрачный графин, наполненный водой ,и такой же, прозрачный как слеза, стакан. Положив поднос на кровать, рядом с князем, Прохор повернулся к окну и снова задернул шторы.
- Чтобы не беспокоило- прокомментировал он свои действие- Батюшка Ваш, Николай Арсеньевич, никак заснуть не могли, когда полная луна поднималась.
Он с состраданием посмотрел на молчащего князя.
- Принеси мне, Прохор , чернильницу..- тихо повторил Лев Николаевич.
- Сейчас..будет Вам и чернильница , и все. И Бирсен позову сейчас. Только ради Христа, батюшка князь, не вставайте и не беспокойтесь ни о чем.
Спустившись вниз , Прохор тихонько постучал в дверь спальни Бирсен , сообщив, что князь желает ее видеть. Не дождавшись отвеча турчанки, преданный и верный Прохор, еще тридцать лет назад приставленный к Льву Николаевичу Юсупову, накинул на плечи тяжелую енотовую шубу, подаренную ему год назад князем, и отправился за врачом.