Я гуляю по проспекту, мне не надо ничего - я надел свои очки и не вижу никого!
читать дальше Генрих- генерал-лейтенант королевства и претендент на руку Елизаветы Английской.
В эти годы, собственно, и началась политическая карьера Генриха. Поскольку его брат-король избегал подвергать себя военной опасности, , Генрих, получивший к тому времени титул герцога Анжуйского, в 14.11.1567 г. был назначен генерал-лейтенантом королевства и вместе с этим титулом получил командование королевскими войсками. В военной области герцог Анжуйский оказался под внимательным присмотром Немура, Луи де Бурбона, герцога де Монпасье и маршала де Косе. Теперь он должен был уже присутствовать на заседаниях Совета, поскольку был alter ego монарха. Для Генриха наступил момент, когда он должен был присоединиться к армии. 24 ноября на следующий день после его отъезда в Корбей, Екатерина пишет ему письмо, полное забот о любимом сыне. Она волновалась, как бы он не переутомился и советовала следить за собой:
«Мой сын, я вас прошу помнить о том, что я вам говорила и не пренебрегать своим здоровьем, чтобы вы могли прославить себя и завоевать себе репутацию, о которой я так мечтаю». 27 ноября Генрих организовывал снабжение парижских пригородов и после конной инспекции решал, где лучше расположить артиллерию. У города Немура он получил от королевы письмо с просьбой изучть со своим Советом мирные предлоежния их противника Луи де Конде. 29 числа он ответил, что зачитал письмо, принесенное господином де Гастином. 3 декабря Совет решил, что нужно продолжать военные действия. Естественно, за спиной 16-летнего полководца стояли опытные военные деятели; однако благодаря таланту, искусству и активной деятельности Анжу обе победы над войсками гугенотов — при Ярнаке (13.03.1569) и при Монконтуре (3.10.1569) приписывались в первую очередь ему. Если герцог Анжуйский и не был автором принесшей победу тактики, то в сражении он показал себя как настоящий солдат, достойный своего отца Генриха Второго. Он сам принял участие в бою под прикрытием лишь четырех рядов всадников. Государственный секретарь Виллеруа уточняет, что он убрал эту человеческую защиту с великой радостью, как только сражение началось. Не колеблясь, он подверг себя риску погибнуть в бою. Суровыми зимами он вел тяжелую лагерную жизнь. Ему надо было найти общий язык с командованием итальянцев, немцев и швейцарцев. Он тщательно следил за утомительными делами снабжения и оплаты. 5 декабря 1569 года Генрих писал господину де Мандело в Лион, что надеется оправдать доверие короля, «которым он меня наделяет и тем доставить удовольствие королеве, моей доброй даме и матери» Конечно, не обошлось без потерь. Одержав свою первую победу, Генрих жестоко обошелся с принцем де Конде, выставив напоказ его труп, к мрачной радости солдат, скандирующих : на осле везут того, кто хотел упразднить мессы. Генрих Анжуйский, будучи во власти одного из своих припадков гнева, таким образом мстил за смерть Франсуа де Гиза и коннетабля де Монморанси .Когда герцога Анжуйского спросили, что делать с другими пленниками, он ответил «убить». Однако, в следующем сражении герцог Анжуйский доказал свою человечность. Благодаря ему были спасены такие люди как Ля Ну, д Асье и несколько сотен французов. Тем же вечером победоносный Генрих прибыл в Сен-Женеру и созвал там совет. Следовало ли не медлить и преследовать врага или постепенно уменьшать зоны влияния гугенотов? Можно ли с ними покончить сразу или надо будет продолжать вести нескончаемую войну? Какой бы блестящей не была победа при Монконтуре, она ничего не решала. Должен будет пройти еще один год, прежде чем закончится третья религиозная война с появлением нового мирного эдикта, подписанного Карлом Девятым в Сен-Жермен-Ан-Ле 8 августа 1570 года- это было опять таки временное решение вопроса об отношениях двух конфессий. А пока, в ожидании мира, самым очевидным результатом обеих военных кампаний было сильно возросшее влияние Генриха на государственные дела и его очень большой личный авторитет.
Однако, несмотря на победы Генриха, Франция все таки оставалась расколотой на две части. Для их сближения, нужно было снова вернуться к переговорам. Несмотря на сложные и хрупкие отношения из за радикальной противоположности взглядов, переговоры продолжались с декабря 1569 года по август 1570 года, прерываемые довольно долгими периодами бездействия. В конце концов 14 июля 1570 года бы заключен мир в Сен-Жермен. Государственный секретарь Виллеруа зачитал подписанные королем статьи. По всему королевству вновь признавалась свобода совести. Публичные богослужения протестантов разрешались везде, где они осуществлялись до войны. Высшая знать получала полную свободу богослужений, но протестантское вероисповедание запрещалось при дворе, на расстоянии двух лье от каждой королевской резиденции и на расстоянии десяти лье от Парижа, где, естественно, не могло быть места ни для какой протестантской проповеди. Протестантам были возвращены их имущество, привилегии и должности. Заключенный в Сен-Жермен мир был не особо горячо встречен ярыми сторонниками католицизма. Екатерина Медичи сумела заверить в своем искреннем расположении нынешнего предводителя гугенотов- маршала Колиньи. Генрих же в 18 лет представлял образ идеального католического героя. Он так же интересовался вопросами внешней политики и специально пригласил Беливьера, чтобы обсудить с ним положение дел в Германии и Швейцарии. Находясь почти на вершине власти, он продемонстрировал свою щедрость. Генрих обладал и недюжинной политической дальновидностью. Он был самым блестящим принцем, но как только он становится королем, его путь- это путь бед и несчастий. Неблагодарная и мучительная судьба не отстает от него ни на шаг. Генрих носил две земные короны – польскую и французскую. Однако, сначала Екатерина Медичи мечтала добыть для любимого сына Английский престол. А для этого, разумеется, нужно было женить Генриха на Елизавете Английской, которой в то время было 37 лет. Однако Генрих не питал никаких чувств к Елизавете. Он говорил, что женившись на Анне Болейн, он потерял бы всякую репутацию. Его мать не разделяла этого мнения. Когда Екатерина заговорила с сыном о столь заманчивой перспективе, он не произнес ни слова. Так что королева сказала : «Мне скажется, такое тебя особенно привлекает». Не сдержавшись, сын ответил матери, что по причинам, хорошо известным ей, он мог бы радоваться такому проекту, но этого нельзя сказать про результат : он был бы против женитьбы на «общественной шлюхе». Присутствующая при разговоре Маргарита чрезвычайно обрадовалась позиции и чувствам брата, тогда как раздосадованная Екатерина принялась защищать честь и достоинство английской королевы. Когда Генрих отказался стать мужем королевы –еретички, Екатерина без колебаний заменила его своим последним сыном Франциском, как кандидатом на руку «королевы Бесс». Так началась для Франциска карьера вечного страждущего, не устающего от уклончивых и неисполняемых обещаний, с помощью которых Елизавета мастерски держала его в своих сетях до тех пор, пока это было в интересах ее политики. Однако, оставим пока проекты Екатерины о женитьбе своих ненаглядных сыновей и рассмотрим еще одно немаловажное событие, в котором принял участие Генрих Валуа, а именно, речь идет о Варфоломеевской ночи.
Варфоломеевская ночь.
Возобновленная с заключением Сен-Жерменского мира примирительная политика Екатерины сделала возможным возвращение и 1571 г. ко двору — и даже в королевский Совет — адмирала Колиньи, приговоренного в 1569 г. к смертной казни «заочно повешенного» вождя гугенотов. Он попытался провести и жизнь свои политические планы — оказать военную помощь Нидерландам, с 1566 г. сражавшимся с Испанией. С этой целью он намеревался организовать европейский протестантский союз против Филиппа II. Однако после сокрушительного поражения при Сен-Квентине (10.08.1557) ничего так не пугало Екатерину, как война с Испанией. Военные специалисты в один голос поддержали ее: Франция неминуемо проиграет эту войну. Поражение французского подкрепления, на чей поход Карл IX просто закрыл глаза, укрепил единодушное решение королевского Совета: при любых обстоятельствах избегать войны с Испанией. Однако Колиньи не отступался от своих планов и выдвинул в их защиту в порядке военно-политического шантажа им самим изобретенную, отнюдь не неизбежную альтернативу: война с Испанией либо гражданская война. Этот шаг сделал его — тут сходятся мнения всех исследователей — государственным изменником, устранения которого требовали интересы государства. Екатерина и Генрих, без ведома короля, подготовили покушение на Колиньи, которое состоялось 22.08.1572 г. В свете новых исследований эта ситуация выглядит совсем по-иному. В середине августа 1572 г. Колиньи был в полной политической изоляции и не представлял никакой реальной военной силы. Возможно даже что, в то время как он думал управлять королем, в действительности использовали его самого: тем, что тот уговаривал его отправить в Нидерланды, то есть на верную гибель, протестантские войска. Одно это делало Колиньи хотя и слабой, но важной фигурой на политической арене: «Французская монархия сделала Колиньи слишком важной персоной, чтобы думать о том, чтоб от него избавиться». Этот тезис ломает столетиями возводимую стройную концепцию о времени и способе совместной подготовки убийства адмирала Екатериной и Генрихом. В одной работе, аргументированной исключительно источниками той эпохи, на свет выводятся истинные виновники преступления: «Душой заговора был не кто иной, как Филипп II»; сугубое подозрение высказывается в отношении герцога Альбы, что он «на расстоянии руководил покушением на адмирала при активном соучастии горсточки ультра-католиков, сторонников Гизов». Буржон также дает совершенно новую интерпретацию предыстории Варфоломеевской ночи — событиям двух дней, прошедших после покушения на Колиньи. Из-за плохого состояния источников легче сказать, чего не было, чем обосновать какие-то высказывания. Но то, что ни Екатерина, ни Анжу никак не повлияли на кем-то спланированную кровавую акцию, состоявшуюся ранним утром 24.08.1572 г., представляется вполне вероятным. Но историк Пьер Шевалье, посветивший Генриху фундаментальный труд, настаивает на несомненной причастности Медичи и ее сына к вышеуказанным событиям.Однако , вряд ли можно назвать преступлением решение высшей власти. Варфоломеевская ночь отнюдь не была демонстрацией королевской силы; напротив, она стала результатом полного — хотя и временного — коллапса власти короля. Убийство приверженцами Гизов гугенотского генерального штаба было одно, а бойня, унесшая жизни сотен протестантов, — совсем другое. Эта кровавая акция взбудоражила Париж, получивший удобную возможность выразить свой протест против религиозной, экономической и внешней политики, проводимой с 1570—1571 г. Варфоломеевская ночь стала бунтом против королевской власти. В событиях последующих дней королевской семье не пришлось принять участия: словно бы и не существовало короля и муниципалитета, власть в городе на три дня взяли в свои руки набранные одним из бывших бургомистров и другом Гизов Марселем вспомогательные войска. Из их числа формировались отряды убийц и бандитов, которые с целью обогащения беззастенчиво грабили и убивали преимущественно — но никоим образом не исключительно — гугенотское население, пытаясь таким образом под прикрытием религиозной борьбы восстановить по своему усмотрению социальную справедливость. Такая точка зрения противоречит выдвигаемому еще современниками событий, а в последнее время активно возрождаемому тезису, что городская милиция в полном составе активно участвовала в погромах. Чтобы прояснить, как обстояло дело в действительности, нужны еще более подробные исследования. Герцога Анжуйского рассматривали до такой степени одним из главных авторов событий 24 августа, что его даже стали поздравлять католические монархи. Узнав о случившемся, король Филипп Испанский не мог скрыть своей радости и даже засмеялся. Что касается самого Генриха, он полностью отрицал свою причастность к событиям Варфоломеевской ночи. Это было необходимо, так как герцог Анжуйский уже был претендентом на Польский престол, а в Польше уже давно была принята свобода вероисповедания ,и протестантов там было более чем достаточно. До сих пор ни один историк не может точно утверждать, какую именно роль сыграл Генрих Валуа, будущий король Франции в событиях 24го августа. Мы же можем только догадываться об этом.
Протестанты ответили на Варфоломеевскую ночь четвертой гражданской войной. Ее кульминацией стала осада Ла-Рошели. После того как Карл IX официально признал себя ответственным за события Варфоломеевской ночи, гугеноты отказались от лояльности в отношении короля, которую до сих пор всегда соблюдали. Ла-Рошель словно почувствовала себя независимой республикой и отказалась даже впустить в город губернатора Бирона, направленного королем. 11.02.1573 г. Генрих Анжуйский прибыл к Ла-Рошели и принял командование армией. После яростного обстрела королевские войска вновь безуспешно попытались штурмовать крепостные стены. Monsieur, легко раненный 14.06, долго надеялся на действие блокады; но предпринятые в мае и июне новые попытки штурма тоже полностью провалились. Вскоре от Ла-Рошели пришлось отказаться: 19.06 Анжу получил известие о том, что он избран королем Польши. Переговоры с осажденными быстро привели к заключению мира (2.07.1573 г), который гарантировал свободу совести на всей территории Франции, однако свободу отправления культа для гугенотов легализовал лишь в городах Ла-Рошель, Монтобан и Ним. Это был неудачный договор, наспех составленный и поспешно заключенный; его истинной целью было освободить герцога Анжуйского от осады Ла-Рошели. Историки считают, что Ла Рошель уже готова была сдаться Генриху и это бы обязательно произошло, если бы герцог не покинул поле боя.
Польская ссылка или первая корона
(1573-1574)
1. Французский принц на троне Жагеллонов
Третий сын Генриха II, герцог Анжуйский, брат которого Карл занимал трон и мог иметь наследника, не без помощи своей матери очень рано стал думать, как надеть на себя корону за пределами Франции. Екатерина никогда не страдала недостатком воображения и останавливала свой выбор то на Авиньоне, то на Корсике, затем на регентстве в Алжире, на Кипре, в адриатических владениях Венеции и ,наконец, на княжестве в Италии. Она хотела ,чтобы Генрих стал не просто носителем титула, а настоящим королем. Генрих Валуа стал польским королем с помощью прямого всеобщего голосования Польского Избирательного Сейма. С его приходом на трон конституционный режим польского государства принял свою окончательную форму, которая просуществует до конца 18 века, до потери независимости этой нации. Так же Екатерина Медичи думала о женитьбе Генриха на дочери предыдущего польского короля Сигизмунда, принцессе Анне, которая была старше герцога Анжуйского почти на тридцать лет. Но как Генрих мог предпочесть 38-летней Елизавете Английской еще более в возрасте дочь Сигизмунда? Кроме того, если Анна и обладала прекрасными моральными качествами и огромным состоянием, то она не имела ничего общего со славянской Венерой.
В 16м веке Польша была открыта для идей Реформации, проникающих в нее вместе с немецкими купцами через порт города Данцига. Лютер и Кальвин нашли себе последователей среди определенного количества дворян. Сигизмунд-Август тоже открыл в страну путь для ереси, дав дворянам право отправлять своих детей в протестантские университеты Германии, получив за это согласие официально признать его тайный брак с Барбарой Радзивильской , в который он вступил до своего восхождения на престол. В этой стране, управляемой военной аристократией, любовь к свободе и стремление к личной независимости создали оригинальную дворянскую демократию, которую очень хорошо определяет выражение «королевская республика». Перед своим избранием новый король приносил клятву хранить привилегии, права и свободы Республики, так называемые Pasta Conventa. Только своей единоличной властью король не мог ни снять налог , ни издать закон. Во всем остальном управление государством с королем разделяла Республика, то есть знать. Она издавала законы, обсуждала налоги, объявляла войну, заключала мир, разбирала правонарушения и обладала почти полной законодательной и конституционной властью. Король мог действовать только с согласия Сената, в состав которого входили епископы, воеводы и высшие королевские офицеры. Режим, настолько парализующий королевскую власть, был так же далек от абсолютной монархии, как Земля от Сириуса. На всех заседаниях Сейма единодушие депутатов выражалось латинской формулой nemine contradicente ( ни одного человека против). Если хоть один депутат говорил veto - обсуждение прекращалось. Если он добавлял : sisto activitatem ( я прерываю деятельность), Сейм расходился, не придя ни к какому решению. Обсуждение всех вопросов депутаты вели на латыни. Для того чтобы стать королем этого государства, Генрих Анжуйский вынужден был пойти навстречу польской знати, но все же он не желал связывать себе руки. Однако он обещал подтвердить все законы и свободы страны, а так же погасить долги Польши. В Кракове будет восстановлен университет, на Балтийском море герцог создаст флот и получит от турецкого султана согласие вернуть Молдавию. Как бы мало власти не было у короля, без него ничто не имело законной силы. Генрих сразу же возглавил первый тур голосования Польского Избирательного Сейма. Его единодушно избрали 22 воеводства из 32. Такому успеху Генрих был обязан посыльному Екатерины Медичи Жану де Монлюку, который выступил перед сеймом с речью в пользу молодого герцога Анжуйского. Другими кандидатурами на польский престол были Иван Грозный, эрцгерцог Пруссии, король Швеции и какой-нибудь «Пиаст», то есть любой знатный поляк, которого пожелают назвать избиратели. Когда Генрих ознакомился со всеми пунктами договора, который он должен был подписать до своего избрания, он пришел в ужас. «Беспомощный принести зло, ты будешь всемогущ ,чтобы делать добро»- говорили его Величеству польские послы. Но такое прекрасное вступление совершенно не отражало тех тяжелых обязательств, которые должен был взять на себя Генрих. Государственный секретарь Брюслар зачитал требования польской стороны. Затем Генрих короткой латинской фразой объявил, что он предпочел бы вести обсуждение на латинском языке, с которым были знакомы некоторые члены посольства. Генрих заявил им, что среди прочих ему кажется чрезмерной статья, в которой французы исключались из числа его слуг. Короли Франции, сказал он, всегда имели обычай принимать и держать у себя на службе людей из разных стран. После непродолжительной дискуссии были решено перенести обсуждение этого вопроса на другой день. Новое затруднение возникло, когда епископ Познани попросил Генриха подумать о возможном браке с принцессой Анной. Тот ловко ответил, что послы не привезли с собой согласие принцессы, а потому вопрос остается открытым. Наконец, чтобы покончить со всеми делами, было решено, что обещанная Республике сумма будет вноситься в казну ежегодными поступлениями, которыми Генрих имел право располагать. На последнем заседании 9 сентября еще раз были зачитаны «Пакты» и «Статьи», затем Генрих подписал их. Надо сказать, молодой король , как мог, старался задержать свой отъезд в Польшу. Его совершенно не радовала перспектива носить корону этого государства и жить в далекой, совершенно чуждой ему стране. Сердце Генриха целиком принадлежало Франции , а так же Марии Клевской де Конде, в которую он был страстно влюблен и ,разумеется, женился бы на ней, если бы Екатерина Медичи не выдала ее замуж за принца-гугенота. Королева- мать вообще пришла в ужас, когда узнала о таком увлечении сына. Став Польским королем, Генрих постоянно писал во Францию письма. Он отправлял туда по 40-50 писем каждый месяц, длиной приблизительно в три листа. Так же он поддерживал связь с Марией Клевской, которую до сих пор надеялся сделать своей. Однако, оставим пока личную жизнь Генриха. О ней мы поговорим чуть позже. А пока вернемся к Польской короне.
Похоронив последнего представителя династического права, Краков приготовился встречать монарха, избранного всеобщим голосованием дворянства. 18 февраля, благодаря ясной погоде, Генрих смог увидеть свою столицу со стен замка в Булиссе. Омываемый водами Вистулы, Краков предстал как скопление деревянных домов, среди которых местами проглядывали колокольни церквей. 23го числа 1573 года Генрих участвовал в заседании Трибунала, созванного, чтобы решить ссору, возникшую на банкете между двумя офицерами дома, и ему удалось успокоить противников. Казалось, правление началось под счастливой звездой, но эта мирная передышка не продлилась слишком долго. 25го февраля началась настоящая вендетта между двумя великими фамилиями- Зборовски и Тенчински, которой Генрих пытался положить конец , выступая в роли царя Соломона. Конфликт произошел во время организованных французами состязаний на копьях. Некто Самюэль Зборовски воткнул в землю копье, на которое прикрепил записку и провозгласил : «Пусть тот кто равен мне, выйдет скрестить со мной копья» Один солдат графа Тенчински прочел вызов и передал Зборовски, что он померяется с ним силами на следующий день. Разгневанный тем, что он имеет дело с простым солдатом, Самюэль явился в полном боевом вооружении на двор королевского замка, в то время как Тенчински находился на заседании Сената. Самюэль вошел в зал заседания и публично вызвал Тенчински на поединок. Графу ничего не оставалось, как согласиться. По окончании заседания Сената Генрих тщетно пытался примирить соперников, но был вынужден даже присутствовать на их поединке. Оба противника и их сторонники выясняли отношения, когда Ваповски неудачно подошел их разнимать, но получил от Зборовски хороший удар по голове. Вооруженная схватка охватила всех присутствующих, и сторонники обеих фамилий набросились друг на друга. Генрих приказал закрыть ворота замка и приготовился к худшему. Когда Тенчински и Ваповски пришли к нему требовать справедливости, он убедил двух жалобщиков сохранять спокойствие. На следующий день, 26 февраля, Сенат рассматривал это дело, но к единому соглашению не пришел. Случай осложнялся тем, что семья Зборовски высказывалась за избрание Генриха, а семья Тенчински была не менее могущественной. Чуть позже от ран скончался Ваповски. Вдова убитого явилась в Сенат с требованием покарать убийцу. Тело убитого принесли к ногам короля в сопровождении его 500 родственников и друзей. К несчастью для короля, Сенат так и не решился вынести приговор. 10 марта король Польши, следуя своему природному милосердию, вынес самый мягкий из возможных приговоров : Самюэль Зборовски был осужден на ссылку. Семья Зборовски сочла наказание слишком жестким, в то время как семья Ваповски кричала о чрезмерной снисходительности. Это первое решение нового монарха породило первую волну лжи, которая отравляла всю его жизнь. Против него была развернута кампания пасквилей. Впервые Генрих узнал ту горечь, которую рождает в сердце человека общественное презрение. Судьба Самюэля Зборовски стала ярким доказательством того, что мягкость Генриха совершенно не соответствовала жестоким нравам польской знати. В правление преемника Генриха , Этьена Батори, Самюэль решил, что может вернуться из ссылки без разрешения короля : арестованный и осужденный, он был казнен. Вот так.
Почти два месяца молодой король набирался опыта трудных отношений между совещательными собраниями и исполнительной властью. Все время он был вынужден защищаться от людей, хотевших ограничить его власть и свести ее к нулю. Все эти перипетии делали исполнение королевских обязанностей тяжелыми и утомительными. Почти каждый день король проводил от 6 до 7 часов на заседаниях Сената, вынужденный выслушивать споры на латинском языке, часто перемежающиеся бранью. Нунций Лорео, от которого мы узнаем об этом факте, добавляет, что Генрих покидал зал заседаний уже ночью. Это испытание закончилось роспуском Сейма 22 апреля. Что бы ни делал Генрих, работал или развлекался, он все равно оставался объектом критики своих противников. Евангелисты принялись нападать на него почти всегда анонимными пасквилями. Орзельски описывал, как он проводит свои дни, танцуя в садах принцессы Анны, а ночи- играя в карты, с такими же дебоширами как и он. Подобные празднества и танцы были частью жизнь двора , и было бы удивительно, если бы молодой 22-летний король не думал о развлечениях. Но никакая деятельность не могла заменить Генриху Францию. Меньше всего это мог сделать проект брака с сестрой умершего короля. Как забыть прекрасную Марию Клевскую, променяв ее на 48-летнюю девственницу? Общественное мнение с энтузиазмом смотрело на этот брак, связывающий наследницу Жагеллонов с королем из Франции. Генрих счел нужным нанести ей визит, за которым последовали и другие. Однажды он даже подержал ее за руку, чем доставил немалое удовольствие инфанте. Однако единственной дамой сердца Генриха была божественная Мария Клевская. По словам Матье, Генрих говорил , что он «предпочел бы жить пленником во Франции, чем свободным в Польше, и ни один принц в мире не позавидует его положению» Правление Генриха в Польше продлилось ровно 146 дней. Со смертью короля Франции Карла IX Генрих был почти единственным наследником французской короны, так как его брат Франсуа просто не годился на эту роль. Узнав о смерти брата, Генрих спешно покидает Краков, а лучше сказать – бежит оттуда. Почти не делая остановок, Генрих и его свита добрались до Венеции, где Генрих пробыл три дня. Отныне он уже считался будущим королем Франции.
Немного о характере Генриха III Валуа
Однако, вернувшись на родину, Генрих узнал о смерти еще одного человека, а именно- обожаемой им Марии Клевской. Екатерина Медичи не сразу показала сыну письмо с известием, предусмотрительно смешав его с другими письмами. Однако взгляд Генриха все таки натолкнулся на печальную весть. Едва прочитав письмо, король упал в обморок, пришел в себя весьма нескоро и провел в постели три дня с высокой температурой. Когда Генрих появился на публике, на его аксель-бантах, на отделке камзола и даже на шнурках ботинок были изображения маленьких черепов. Такая глубина чувств и столь экстравагантная интерпретация траура вызвала бурю насмешек со стороны подданных французского короля. Надо сказать, что многие его наклонности были восприняты современниками как ненормальность. Например, король был склонен ограничивать свое личное пространство. Просыпаясь с утра, он отказывался одеваться в присутствии незнакомых людей. С точки зрения человека современного, в этом нет ничего странного, наоборот, это вполне нормальное желание. То, что Генрих , будучи уже коронованным королем Франции, продолжал свое образование (увлекался историей, учил латинский язык) тоже вызвало бурю насмешек. Парижане постоянно насмехались над королем, который «читает грамматику и учится склонениям». Генриха не заботило то, что думают по этому поводу его подданные, и он хотел видеть вокруг себя образованных людей, способных увеличить его знания. Точные науки его интересовали так же сильно, как и литература. Любопытно отметить, что он интересовался памятью и способами ее расширения. По этой причине король разыскивал доминиканца Джордано Бруно, посетившего Париж в 1582 году. Когда обвиненный в ереси Бруно предстал перед инквизицией, отправившей его на костер, он так объяснил свои отношения с Генрихом III : «Однажды король прислал за мной и спросил, природно ли искусство запоминания, которое я преподаю, или получено магическим путем. Я объяснил, что это результат научной деятельности. После этого я опубликовал книгу о памяти «О призраках идей» и посвятил ее Его Величеству. Король сделал меня временным лектором , и я читал лекции в городе около 5 лет». Другие писатели тоже посвящали свои работы монарху, любящему литературу и науки. Они поступали так не только из лести. Они знали, что их произведения вызовут интерес человека с широким взглядом на вещи : Генрих даже просил многих гуманистов перевести латинских авторов. Кроме того, Генрих любил вести беседы с умными и образованными людьми. Король так же владел искусством красноречия , иронии и шутки. Обладая прекрасной памятью, Генрих говорил очень легко и был прирожденным оратором. На это никто не обращал никакого внимания до 1574 года. Однако Брантом передает содержание его импровизированной речи к маршалу Бирону, намеревавшемуся захватить Ля Рошель. Бирон попросил Герцога Анжуйского присоединиться к нему, давая ложные заверения о неизбежности сдачи города . « Я прибыл туда и не увидел никаких изменений. Я пришел, поверив вам, что буду хозяином положения…Вы продержали меня пять месяцев. Теперь, когда я могу выйти с честью из сложившейся ситуации, вы предлагаете остаться здесь ,одержать победу и получить почести за моей спиной! Я научу вас, как играть в большого военачальника за мой счет!» Так же современники Генриха были удивлены усердием короля, проявляемым им в деле решения административных задач. Для французов того времени король должен был быть в первую очередь солдатом, первым военачальником королевства. Изучение государственных дел, их решение, ответы на запросы из провинций или из за границы были скорее делом государственных секретарей. Короля нередко одолевали сомнения и усталость. Сентиментальный и впечатлительный, в некоторых случаях он был вынужден совершать насилие над своей природой и противостоять событиям, что бы он ни чувствовал. Именно это качество имел в виду врач и верный советник короля Марк Мирон, когда писал, что храбрость Генриха шла от головы, а не от сердца. В еще один критический период, в мае 1588 года, Луи Давиля был послан к Генриху сообщить королю, что несмотря на его сопротивление, в столицу прибудет Генрих де Гиз, с намерением бросить ему вызов. Генрих III был так шокирован этим известием, что «был вынужден опереться локтем на небольшой столик, придерживая голову рукой и одновременно закрывая ею лицо» Король никогда не скупился на проявления дружбы и признательности, особенно с Виллеруа. Такая доброта Генриха расценивалась как слабость. Она удивляла современников. Генриху III так же недоставало ореола популярности. Что бы он ни делал, критики одевали на него тунику Несса. Подобно матери, ему не было до этого никакого дела, но более чувствительный и менее закаленный, чем она, он иногда возмущался и сопротивлялся. Люди, которые приближались к нему и беседовали с ним, почти всегда говорили, что перед ними был человек, несмотря на исключительно сложные обстоятельства не имеющий недостатка ни в решительности, ни в желании действовать. Опасение за него не переставало мучить его приближенных. Государственный муж Генрих III выполнял свои обязанности монарха с умом и прилежанием в традициях французской монархии. И если ему не удалось до конца выполнить свои намерения, не он один был виноват в этом. Противники последнего Валуа видели в нем подставного короля, заботящегося только о своих удовольствиях и удовлетворении своих эксцентричных вкусов. По их мнению, Генрих был королем-снобом, не способным исполнять возложенные на него обязанности, и больше того, не имевшим никакого желания делать это. Что можно думать о принце, который только и имеет энергии, что на балет, умиляется при виде маленьких собачек и опускается до таких детских игр , как бильбоке? Однако, если помнить о Генрихе только это, значит останавливаться лишь на ничтожных аспектах его жизни. Генрих Валуа, и это доказано, был государственным мужем. Нужно ли напоминать о том, что в возрасте 16ти лет он исполнял обязанности генерал-летейнанта? Будучи умным человеком, он надеялся применить свои дарования прежде всего в деле управления. Общество смеялось над этим. Но кинжал убийц не делал никаких различий между такими разными людьми, как Генрих III, Гийом Д Оранж и Генрих IV.. Феодальная знать хотела видеть не короля-секретаря, а короля- воеводу, однако Генрих поддерживал в своем королевстве мир. Одной из причин было отсутствие денег в королевской казне. Жаждущие войны дворяне однако же не желали тратить на нее свои средства. Все желали войны, но никто не хотел воевать. Часто король засиживался в своем кабинете до глубокой ночи, а иногда проводил там время с 2х часов ночи до девяти утра, вероятно потому, что в другое время к нему часто приходили изнурительные мигрени, от которых не было спасенья. Думаю, настал момент поговорить о портрете Генриха и его физическом состоянии.
Генрих III был высокого роста, с длинными и изящными ногами, неширокими плечами, слабо развитой грудной клеткой. В отличие от своего деда Франциска I, он не создавал впечатление силы и стати, наоборот, от него оставалось ощущение элегантности и изящества. Он не был создан для физических упражнений и жизни на свежем воздухе, хотя он не отказывался от охоты и прекрасно ездил верхом. Внешне он производил впечатление думающего человека. Так же как и остальные части тела, его голова была удлиненной формы, с овальным лицом, прямым носом, темными глазами, правильным ртом и довольно тонкими губами, тонкой и едва заметной ниточкой усов над верхней губой ,и темным пятном над нижней, которое на последний портретах Генриха Валуа будет усиливать задумчивое выражение его лица. От него веяло изысканностью и благородством. Прекрасный карандашный рисунок Жана Декура, датируемый той эпохой, и чудесный медальон Жермена Пилона, созданный в 1575 году, дают точное представление о внешнем виде Генриха III. Генрих так же был обладателем красивых рук с изящными тонкими пальцами, которые он унизывал перстнями. Когда Генрих, убегая из Польши во Францию, остановился на три дня в Венеции, его представили тамошней достопримечательности- самой знаменитой куртизанке города Лауре Франко, прекрасно воспитанной и образованной поэтессе. «Хотя король представился, приуменьшая свое величие, - писала она позже,- он произвел на меня впечатление такое сильное, что я чуть не потеряла сознание» В 1581-1582 голах король быстро постарел из-за слабости здоровья и одолевавших его неприятностей. Савуйяр де Лисенж, известный враг короля Франции, писал в том же духе герцогу Шарлю- Эммануэлю : « Королю 36 лет или около того, но, то ли из за своей комплекции, то ли из за переживаний и затруднений в делах, он преждевременно и почти полностью поседел.» К концу своего правления Генрих имел более внушительный вид, нежели в молодости, но по-прежнему оставался изысканным и импозантным. Он обладал достоинством и степенностью, соответствующими его величию, мягким и приятным слогом. Никогда никого не ругал и не унижал словом, повышал голос ровно настолько, насколько это было нужно. Его изящество, достоинство и подлинное королевское величие были врожденными качествами и проявлялись в поведении, но, тем не менее Генрих иногда выказывал характер агрессивный и даже неистовый. Это был один из контрастов его темперамента. Вот два примера, когда он выходил из себя, оставляя свою обычную доброжелательную манеру поведения. Убедившись в мошенничестве канцлера королевы Елизаветы, Генрих III выгнал его со двора, дав ему пинка под зад, пишет тосканец Рениери ; в другой раз, на заседании совета Мишель де Севр обвинил Милона де Видевиля, интенданта по финансам, в том, что он «вор и убийца народа Франции», обогащающийся за счет выплаты долгов короля.» Генрих вскочил со своего места, выхватил шпагу и хотел проткнуть его. Благодаря вмешательству других советников, трагедии удалось избежать. Но подобные случаи были редкостью, так как Генриху всегда удавалось внушать уважение. Сравнение последнего Валуа и первого Бурбона вовсе не в пользу Генриха IV. Так, мадам де Симье, одна из самых знатных дам при дворе Генриха III, сказала , увидев Генриха IV : « Я видела короля, но не видела Его Величества». Но все эти внешние достоинства Генриха Валуа иногда затемнялись из-за его хрупкого здоровья. Помимо постоянных мигреней, проблем с пищеварением, почками и подагрой, можно назвать туберкулезный диатез и постоянные абсцессы и фистулы. В детстве он страдал от лакримальной фистулы, которая вскоре исчезла. Источники говорят об еще одной фистуле в зрелом возрасте и о постоянных воспалениях кожи одной руки и ноги. Генриха преследовали постоянные боли в голове и ушах. Воспаления костных тканей подтверждают, что причиной большинства болезней Генриха был туберкулез. Медицина была абсолютна бессильна и Генрих не питал никаких иллюзий по этому поводу. В те времена было очень распространено лечение кровопусканием , которое испробовали и на Генрихе. Несложно представить , какой это оказало эффект на человека, страдающего мигренями. Король ненавидел врачей и называл их «инквизиторы».Генрих болел до конца своей жизни , однако с возрастом его здоровье постепенно стабилизировалось.
В эти годы, собственно, и началась политическая карьера Генриха. Поскольку его брат-король избегал подвергать себя военной опасности, , Генрих, получивший к тому времени титул герцога Анжуйского, в 14.11.1567 г. был назначен генерал-лейтенантом королевства и вместе с этим титулом получил командование королевскими войсками. В военной области герцог Анжуйский оказался под внимательным присмотром Немура, Луи де Бурбона, герцога де Монпасье и маршала де Косе. Теперь он должен был уже присутствовать на заседаниях Совета, поскольку был alter ego монарха. Для Генриха наступил момент, когда он должен был присоединиться к армии. 24 ноября на следующий день после его отъезда в Корбей, Екатерина пишет ему письмо, полное забот о любимом сыне. Она волновалась, как бы он не переутомился и советовала следить за собой:
«Мой сын, я вас прошу помнить о том, что я вам говорила и не пренебрегать своим здоровьем, чтобы вы могли прославить себя и завоевать себе репутацию, о которой я так мечтаю». 27 ноября Генрих организовывал снабжение парижских пригородов и после конной инспекции решал, где лучше расположить артиллерию. У города Немура он получил от королевы письмо с просьбой изучть со своим Советом мирные предлоежния их противника Луи де Конде. 29 числа он ответил, что зачитал письмо, принесенное господином де Гастином. 3 декабря Совет решил, что нужно продолжать военные действия. Естественно, за спиной 16-летнего полководца стояли опытные военные деятели; однако благодаря таланту, искусству и активной деятельности Анжу обе победы над войсками гугенотов — при Ярнаке (13.03.1569) и при Монконтуре (3.10.1569) приписывались в первую очередь ему. Если герцог Анжуйский и не был автором принесшей победу тактики, то в сражении он показал себя как настоящий солдат, достойный своего отца Генриха Второго. Он сам принял участие в бою под прикрытием лишь четырех рядов всадников. Государственный секретарь Виллеруа уточняет, что он убрал эту человеческую защиту с великой радостью, как только сражение началось. Не колеблясь, он подверг себя риску погибнуть в бою. Суровыми зимами он вел тяжелую лагерную жизнь. Ему надо было найти общий язык с командованием итальянцев, немцев и швейцарцев. Он тщательно следил за утомительными делами снабжения и оплаты. 5 декабря 1569 года Генрих писал господину де Мандело в Лион, что надеется оправдать доверие короля, «которым он меня наделяет и тем доставить удовольствие королеве, моей доброй даме и матери» Конечно, не обошлось без потерь. Одержав свою первую победу, Генрих жестоко обошелся с принцем де Конде, выставив напоказ его труп, к мрачной радости солдат, скандирующих : на осле везут того, кто хотел упразднить мессы. Генрих Анжуйский, будучи во власти одного из своих припадков гнева, таким образом мстил за смерть Франсуа де Гиза и коннетабля де Монморанси .Когда герцога Анжуйского спросили, что делать с другими пленниками, он ответил «убить». Однако, в следующем сражении герцог Анжуйский доказал свою человечность. Благодаря ему были спасены такие люди как Ля Ну, д Асье и несколько сотен французов. Тем же вечером победоносный Генрих прибыл в Сен-Женеру и созвал там совет. Следовало ли не медлить и преследовать врага или постепенно уменьшать зоны влияния гугенотов? Можно ли с ними покончить сразу или надо будет продолжать вести нескончаемую войну? Какой бы блестящей не была победа при Монконтуре, она ничего не решала. Должен будет пройти еще один год, прежде чем закончится третья религиозная война с появлением нового мирного эдикта, подписанного Карлом Девятым в Сен-Жермен-Ан-Ле 8 августа 1570 года- это было опять таки временное решение вопроса об отношениях двух конфессий. А пока, в ожидании мира, самым очевидным результатом обеих военных кампаний было сильно возросшее влияние Генриха на государственные дела и его очень большой личный авторитет.
Однако, несмотря на победы Генриха, Франция все таки оставалась расколотой на две части. Для их сближения, нужно было снова вернуться к переговорам. Несмотря на сложные и хрупкие отношения из за радикальной противоположности взглядов, переговоры продолжались с декабря 1569 года по август 1570 года, прерываемые довольно долгими периодами бездействия. В конце концов 14 июля 1570 года бы заключен мир в Сен-Жермен. Государственный секретарь Виллеруа зачитал подписанные королем статьи. По всему королевству вновь признавалась свобода совести. Публичные богослужения протестантов разрешались везде, где они осуществлялись до войны. Высшая знать получала полную свободу богослужений, но протестантское вероисповедание запрещалось при дворе, на расстоянии двух лье от каждой королевской резиденции и на расстоянии десяти лье от Парижа, где, естественно, не могло быть места ни для какой протестантской проповеди. Протестантам были возвращены их имущество, привилегии и должности. Заключенный в Сен-Жермен мир был не особо горячо встречен ярыми сторонниками католицизма. Екатерина Медичи сумела заверить в своем искреннем расположении нынешнего предводителя гугенотов- маршала Колиньи. Генрих же в 18 лет представлял образ идеального католического героя. Он так же интересовался вопросами внешней политики и специально пригласил Беливьера, чтобы обсудить с ним положение дел в Германии и Швейцарии. Находясь почти на вершине власти, он продемонстрировал свою щедрость. Генрих обладал и недюжинной политической дальновидностью. Он был самым блестящим принцем, но как только он становится королем, его путь- это путь бед и несчастий. Неблагодарная и мучительная судьба не отстает от него ни на шаг. Генрих носил две земные короны – польскую и французскую. Однако, сначала Екатерина Медичи мечтала добыть для любимого сына Английский престол. А для этого, разумеется, нужно было женить Генриха на Елизавете Английской, которой в то время было 37 лет. Однако Генрих не питал никаких чувств к Елизавете. Он говорил, что женившись на Анне Болейн, он потерял бы всякую репутацию. Его мать не разделяла этого мнения. Когда Екатерина заговорила с сыном о столь заманчивой перспективе, он не произнес ни слова. Так что королева сказала : «Мне скажется, такое тебя особенно привлекает». Не сдержавшись, сын ответил матери, что по причинам, хорошо известным ей, он мог бы радоваться такому проекту, но этого нельзя сказать про результат : он был бы против женитьбы на «общественной шлюхе». Присутствующая при разговоре Маргарита чрезвычайно обрадовалась позиции и чувствам брата, тогда как раздосадованная Екатерина принялась защищать честь и достоинство английской королевы. Когда Генрих отказался стать мужем королевы –еретички, Екатерина без колебаний заменила его своим последним сыном Франциском, как кандидатом на руку «королевы Бесс». Так началась для Франциска карьера вечного страждущего, не устающего от уклончивых и неисполняемых обещаний, с помощью которых Елизавета мастерски держала его в своих сетях до тех пор, пока это было в интересах ее политики. Однако, оставим пока проекты Екатерины о женитьбе своих ненаглядных сыновей и рассмотрим еще одно немаловажное событие, в котором принял участие Генрих Валуа, а именно, речь идет о Варфоломеевской ночи.
Варфоломеевская ночь.
Возобновленная с заключением Сен-Жерменского мира примирительная политика Екатерины сделала возможным возвращение и 1571 г. ко двору — и даже в королевский Совет — адмирала Колиньи, приговоренного в 1569 г. к смертной казни «заочно повешенного» вождя гугенотов. Он попытался провести и жизнь свои политические планы — оказать военную помощь Нидерландам, с 1566 г. сражавшимся с Испанией. С этой целью он намеревался организовать европейский протестантский союз против Филиппа II. Однако после сокрушительного поражения при Сен-Квентине (10.08.1557) ничего так не пугало Екатерину, как война с Испанией. Военные специалисты в один голос поддержали ее: Франция неминуемо проиграет эту войну. Поражение французского подкрепления, на чей поход Карл IX просто закрыл глаза, укрепил единодушное решение королевского Совета: при любых обстоятельствах избегать войны с Испанией. Однако Колиньи не отступался от своих планов и выдвинул в их защиту в порядке военно-политического шантажа им самим изобретенную, отнюдь не неизбежную альтернативу: война с Испанией либо гражданская война. Этот шаг сделал его — тут сходятся мнения всех исследователей — государственным изменником, устранения которого требовали интересы государства. Екатерина и Генрих, без ведома короля, подготовили покушение на Колиньи, которое состоялось 22.08.1572 г. В свете новых исследований эта ситуация выглядит совсем по-иному. В середине августа 1572 г. Колиньи был в полной политической изоляции и не представлял никакой реальной военной силы. Возможно даже что, в то время как он думал управлять королем, в действительности использовали его самого: тем, что тот уговаривал его отправить в Нидерланды, то есть на верную гибель, протестантские войска. Одно это делало Колиньи хотя и слабой, но важной фигурой на политической арене: «Французская монархия сделала Колиньи слишком важной персоной, чтобы думать о том, чтоб от него избавиться». Этот тезис ломает столетиями возводимую стройную концепцию о времени и способе совместной подготовки убийства адмирала Екатериной и Генрихом. В одной работе, аргументированной исключительно источниками той эпохи, на свет выводятся истинные виновники преступления: «Душой заговора был не кто иной, как Филипп II»; сугубое подозрение высказывается в отношении герцога Альбы, что он «на расстоянии руководил покушением на адмирала при активном соучастии горсточки ультра-католиков, сторонников Гизов». Буржон также дает совершенно новую интерпретацию предыстории Варфоломеевской ночи — событиям двух дней, прошедших после покушения на Колиньи. Из-за плохого состояния источников легче сказать, чего не было, чем обосновать какие-то высказывания. Но то, что ни Екатерина, ни Анжу никак не повлияли на кем-то спланированную кровавую акцию, состоявшуюся ранним утром 24.08.1572 г., представляется вполне вероятным. Но историк Пьер Шевалье, посветивший Генриху фундаментальный труд, настаивает на несомненной причастности Медичи и ее сына к вышеуказанным событиям.Однако , вряд ли можно назвать преступлением решение высшей власти. Варфоломеевская ночь отнюдь не была демонстрацией королевской силы; напротив, она стала результатом полного — хотя и временного — коллапса власти короля. Убийство приверженцами Гизов гугенотского генерального штаба было одно, а бойня, унесшая жизни сотен протестантов, — совсем другое. Эта кровавая акция взбудоражила Париж, получивший удобную возможность выразить свой протест против религиозной, экономической и внешней политики, проводимой с 1570—1571 г. Варфоломеевская ночь стала бунтом против королевской власти. В событиях последующих дней королевской семье не пришлось принять участия: словно бы и не существовало короля и муниципалитета, власть в городе на три дня взяли в свои руки набранные одним из бывших бургомистров и другом Гизов Марселем вспомогательные войска. Из их числа формировались отряды убийц и бандитов, которые с целью обогащения беззастенчиво грабили и убивали преимущественно — но никоим образом не исключительно — гугенотское население, пытаясь таким образом под прикрытием религиозной борьбы восстановить по своему усмотрению социальную справедливость. Такая точка зрения противоречит выдвигаемому еще современниками событий, а в последнее время активно возрождаемому тезису, что городская милиция в полном составе активно участвовала в погромах. Чтобы прояснить, как обстояло дело в действительности, нужны еще более подробные исследования. Герцога Анжуйского рассматривали до такой степени одним из главных авторов событий 24 августа, что его даже стали поздравлять католические монархи. Узнав о случившемся, король Филипп Испанский не мог скрыть своей радости и даже засмеялся. Что касается самого Генриха, он полностью отрицал свою причастность к событиям Варфоломеевской ночи. Это было необходимо, так как герцог Анжуйский уже был претендентом на Польский престол, а в Польше уже давно была принята свобода вероисповедания ,и протестантов там было более чем достаточно. До сих пор ни один историк не может точно утверждать, какую именно роль сыграл Генрих Валуа, будущий король Франции в событиях 24го августа. Мы же можем только догадываться об этом.
Протестанты ответили на Варфоломеевскую ночь четвертой гражданской войной. Ее кульминацией стала осада Ла-Рошели. После того как Карл IX официально признал себя ответственным за события Варфоломеевской ночи, гугеноты отказались от лояльности в отношении короля, которую до сих пор всегда соблюдали. Ла-Рошель словно почувствовала себя независимой республикой и отказалась даже впустить в город губернатора Бирона, направленного королем. 11.02.1573 г. Генрих Анжуйский прибыл к Ла-Рошели и принял командование армией. После яростного обстрела королевские войска вновь безуспешно попытались штурмовать крепостные стены. Monsieur, легко раненный 14.06, долго надеялся на действие блокады; но предпринятые в мае и июне новые попытки штурма тоже полностью провалились. Вскоре от Ла-Рошели пришлось отказаться: 19.06 Анжу получил известие о том, что он избран королем Польши. Переговоры с осажденными быстро привели к заключению мира (2.07.1573 г), который гарантировал свободу совести на всей территории Франции, однако свободу отправления культа для гугенотов легализовал лишь в городах Ла-Рошель, Монтобан и Ним. Это был неудачный договор, наспех составленный и поспешно заключенный; его истинной целью было освободить герцога Анжуйского от осады Ла-Рошели. Историки считают, что Ла Рошель уже готова была сдаться Генриху и это бы обязательно произошло, если бы герцог не покинул поле боя.
Польская ссылка или первая корона
(1573-1574)
1. Французский принц на троне Жагеллонов
Третий сын Генриха II, герцог Анжуйский, брат которого Карл занимал трон и мог иметь наследника, не без помощи своей матери очень рано стал думать, как надеть на себя корону за пределами Франции. Екатерина никогда не страдала недостатком воображения и останавливала свой выбор то на Авиньоне, то на Корсике, затем на регентстве в Алжире, на Кипре, в адриатических владениях Венеции и ,наконец, на княжестве в Италии. Она хотела ,чтобы Генрих стал не просто носителем титула, а настоящим королем. Генрих Валуа стал польским королем с помощью прямого всеобщего голосования Польского Избирательного Сейма. С его приходом на трон конституционный режим польского государства принял свою окончательную форму, которая просуществует до конца 18 века, до потери независимости этой нации. Так же Екатерина Медичи думала о женитьбе Генриха на дочери предыдущего польского короля Сигизмунда, принцессе Анне, которая была старше герцога Анжуйского почти на тридцать лет. Но как Генрих мог предпочесть 38-летней Елизавете Английской еще более в возрасте дочь Сигизмунда? Кроме того, если Анна и обладала прекрасными моральными качествами и огромным состоянием, то она не имела ничего общего со славянской Венерой.
В 16м веке Польша была открыта для идей Реформации, проникающих в нее вместе с немецкими купцами через порт города Данцига. Лютер и Кальвин нашли себе последователей среди определенного количества дворян. Сигизмунд-Август тоже открыл в страну путь для ереси, дав дворянам право отправлять своих детей в протестантские университеты Германии, получив за это согласие официально признать его тайный брак с Барбарой Радзивильской , в который он вступил до своего восхождения на престол. В этой стране, управляемой военной аристократией, любовь к свободе и стремление к личной независимости создали оригинальную дворянскую демократию, которую очень хорошо определяет выражение «королевская республика». Перед своим избранием новый король приносил клятву хранить привилегии, права и свободы Республики, так называемые Pasta Conventa. Только своей единоличной властью король не мог ни снять налог , ни издать закон. Во всем остальном управление государством с королем разделяла Республика, то есть знать. Она издавала законы, обсуждала налоги, объявляла войну, заключала мир, разбирала правонарушения и обладала почти полной законодательной и конституционной властью. Король мог действовать только с согласия Сената, в состав которого входили епископы, воеводы и высшие королевские офицеры. Режим, настолько парализующий королевскую власть, был так же далек от абсолютной монархии, как Земля от Сириуса. На всех заседаниях Сейма единодушие депутатов выражалось латинской формулой nemine contradicente ( ни одного человека против). Если хоть один депутат говорил veto - обсуждение прекращалось. Если он добавлял : sisto activitatem ( я прерываю деятельность), Сейм расходился, не придя ни к какому решению. Обсуждение всех вопросов депутаты вели на латыни. Для того чтобы стать королем этого государства, Генрих Анжуйский вынужден был пойти навстречу польской знати, но все же он не желал связывать себе руки. Однако он обещал подтвердить все законы и свободы страны, а так же погасить долги Польши. В Кракове будет восстановлен университет, на Балтийском море герцог создаст флот и получит от турецкого султана согласие вернуть Молдавию. Как бы мало власти не было у короля, без него ничто не имело законной силы. Генрих сразу же возглавил первый тур голосования Польского Избирательного Сейма. Его единодушно избрали 22 воеводства из 32. Такому успеху Генрих был обязан посыльному Екатерины Медичи Жану де Монлюку, который выступил перед сеймом с речью в пользу молодого герцога Анжуйского. Другими кандидатурами на польский престол были Иван Грозный, эрцгерцог Пруссии, король Швеции и какой-нибудь «Пиаст», то есть любой знатный поляк, которого пожелают назвать избиратели. Когда Генрих ознакомился со всеми пунктами договора, который он должен был подписать до своего избрания, он пришел в ужас. «Беспомощный принести зло, ты будешь всемогущ ,чтобы делать добро»- говорили его Величеству польские послы. Но такое прекрасное вступление совершенно не отражало тех тяжелых обязательств, которые должен был взять на себя Генрих. Государственный секретарь Брюслар зачитал требования польской стороны. Затем Генрих короткой латинской фразой объявил, что он предпочел бы вести обсуждение на латинском языке, с которым были знакомы некоторые члены посольства. Генрих заявил им, что среди прочих ему кажется чрезмерной статья, в которой французы исключались из числа его слуг. Короли Франции, сказал он, всегда имели обычай принимать и держать у себя на службе людей из разных стран. После непродолжительной дискуссии были решено перенести обсуждение этого вопроса на другой день. Новое затруднение возникло, когда епископ Познани попросил Генриха подумать о возможном браке с принцессой Анной. Тот ловко ответил, что послы не привезли с собой согласие принцессы, а потому вопрос остается открытым. Наконец, чтобы покончить со всеми делами, было решено, что обещанная Республике сумма будет вноситься в казну ежегодными поступлениями, которыми Генрих имел право располагать. На последнем заседании 9 сентября еще раз были зачитаны «Пакты» и «Статьи», затем Генрих подписал их. Надо сказать, молодой король , как мог, старался задержать свой отъезд в Польшу. Его совершенно не радовала перспектива носить корону этого государства и жить в далекой, совершенно чуждой ему стране. Сердце Генриха целиком принадлежало Франции , а так же Марии Клевской де Конде, в которую он был страстно влюблен и ,разумеется, женился бы на ней, если бы Екатерина Медичи не выдала ее замуж за принца-гугенота. Королева- мать вообще пришла в ужас, когда узнала о таком увлечении сына. Став Польским королем, Генрих постоянно писал во Францию письма. Он отправлял туда по 40-50 писем каждый месяц, длиной приблизительно в три листа. Так же он поддерживал связь с Марией Клевской, которую до сих пор надеялся сделать своей. Однако, оставим пока личную жизнь Генриха. О ней мы поговорим чуть позже. А пока вернемся к Польской короне.
Похоронив последнего представителя династического права, Краков приготовился встречать монарха, избранного всеобщим голосованием дворянства. 18 февраля, благодаря ясной погоде, Генрих смог увидеть свою столицу со стен замка в Булиссе. Омываемый водами Вистулы, Краков предстал как скопление деревянных домов, среди которых местами проглядывали колокольни церквей. 23го числа 1573 года Генрих участвовал в заседании Трибунала, созванного, чтобы решить ссору, возникшую на банкете между двумя офицерами дома, и ему удалось успокоить противников. Казалось, правление началось под счастливой звездой, но эта мирная передышка не продлилась слишком долго. 25го февраля началась настоящая вендетта между двумя великими фамилиями- Зборовски и Тенчински, которой Генрих пытался положить конец , выступая в роли царя Соломона. Конфликт произошел во время организованных французами состязаний на копьях. Некто Самюэль Зборовски воткнул в землю копье, на которое прикрепил записку и провозгласил : «Пусть тот кто равен мне, выйдет скрестить со мной копья» Один солдат графа Тенчински прочел вызов и передал Зборовски, что он померяется с ним силами на следующий день. Разгневанный тем, что он имеет дело с простым солдатом, Самюэль явился в полном боевом вооружении на двор королевского замка, в то время как Тенчински находился на заседании Сената. Самюэль вошел в зал заседания и публично вызвал Тенчински на поединок. Графу ничего не оставалось, как согласиться. По окончании заседания Сената Генрих тщетно пытался примирить соперников, но был вынужден даже присутствовать на их поединке. Оба противника и их сторонники выясняли отношения, когда Ваповски неудачно подошел их разнимать, но получил от Зборовски хороший удар по голове. Вооруженная схватка охватила всех присутствующих, и сторонники обеих фамилий набросились друг на друга. Генрих приказал закрыть ворота замка и приготовился к худшему. Когда Тенчински и Ваповски пришли к нему требовать справедливости, он убедил двух жалобщиков сохранять спокойствие. На следующий день, 26 февраля, Сенат рассматривал это дело, но к единому соглашению не пришел. Случай осложнялся тем, что семья Зборовски высказывалась за избрание Генриха, а семья Тенчински была не менее могущественной. Чуть позже от ран скончался Ваповски. Вдова убитого явилась в Сенат с требованием покарать убийцу. Тело убитого принесли к ногам короля в сопровождении его 500 родственников и друзей. К несчастью для короля, Сенат так и не решился вынести приговор. 10 марта король Польши, следуя своему природному милосердию, вынес самый мягкий из возможных приговоров : Самюэль Зборовски был осужден на ссылку. Семья Зборовски сочла наказание слишком жестким, в то время как семья Ваповски кричала о чрезмерной снисходительности. Это первое решение нового монарха породило первую волну лжи, которая отравляла всю его жизнь. Против него была развернута кампания пасквилей. Впервые Генрих узнал ту горечь, которую рождает в сердце человека общественное презрение. Судьба Самюэля Зборовски стала ярким доказательством того, что мягкость Генриха совершенно не соответствовала жестоким нравам польской знати. В правление преемника Генриха , Этьена Батори, Самюэль решил, что может вернуться из ссылки без разрешения короля : арестованный и осужденный, он был казнен. Вот так.
Почти два месяца молодой король набирался опыта трудных отношений между совещательными собраниями и исполнительной властью. Все время он был вынужден защищаться от людей, хотевших ограничить его власть и свести ее к нулю. Все эти перипетии делали исполнение королевских обязанностей тяжелыми и утомительными. Почти каждый день король проводил от 6 до 7 часов на заседаниях Сената, вынужденный выслушивать споры на латинском языке, часто перемежающиеся бранью. Нунций Лорео, от которого мы узнаем об этом факте, добавляет, что Генрих покидал зал заседаний уже ночью. Это испытание закончилось роспуском Сейма 22 апреля. Что бы ни делал Генрих, работал или развлекался, он все равно оставался объектом критики своих противников. Евангелисты принялись нападать на него почти всегда анонимными пасквилями. Орзельски описывал, как он проводит свои дни, танцуя в садах принцессы Анны, а ночи- играя в карты, с такими же дебоширами как и он. Подобные празднества и танцы были частью жизнь двора , и было бы удивительно, если бы молодой 22-летний король не думал о развлечениях. Но никакая деятельность не могла заменить Генриху Францию. Меньше всего это мог сделать проект брака с сестрой умершего короля. Как забыть прекрасную Марию Клевскую, променяв ее на 48-летнюю девственницу? Общественное мнение с энтузиазмом смотрело на этот брак, связывающий наследницу Жагеллонов с королем из Франции. Генрих счел нужным нанести ей визит, за которым последовали и другие. Однажды он даже подержал ее за руку, чем доставил немалое удовольствие инфанте. Однако единственной дамой сердца Генриха была божественная Мария Клевская. По словам Матье, Генрих говорил , что он «предпочел бы жить пленником во Франции, чем свободным в Польше, и ни один принц в мире не позавидует его положению» Правление Генриха в Польше продлилось ровно 146 дней. Со смертью короля Франции Карла IX Генрих был почти единственным наследником французской короны, так как его брат Франсуа просто не годился на эту роль. Узнав о смерти брата, Генрих спешно покидает Краков, а лучше сказать – бежит оттуда. Почти не делая остановок, Генрих и его свита добрались до Венеции, где Генрих пробыл три дня. Отныне он уже считался будущим королем Франции.
Немного о характере Генриха III Валуа
Однако, вернувшись на родину, Генрих узнал о смерти еще одного человека, а именно- обожаемой им Марии Клевской. Екатерина Медичи не сразу показала сыну письмо с известием, предусмотрительно смешав его с другими письмами. Однако взгляд Генриха все таки натолкнулся на печальную весть. Едва прочитав письмо, король упал в обморок, пришел в себя весьма нескоро и провел в постели три дня с высокой температурой. Когда Генрих появился на публике, на его аксель-бантах, на отделке камзола и даже на шнурках ботинок были изображения маленьких черепов. Такая глубина чувств и столь экстравагантная интерпретация траура вызвала бурю насмешек со стороны подданных французского короля. Надо сказать, что многие его наклонности были восприняты современниками как ненормальность. Например, король был склонен ограничивать свое личное пространство. Просыпаясь с утра, он отказывался одеваться в присутствии незнакомых людей. С точки зрения человека современного, в этом нет ничего странного, наоборот, это вполне нормальное желание. То, что Генрих , будучи уже коронованным королем Франции, продолжал свое образование (увлекался историей, учил латинский язык) тоже вызвало бурю насмешек. Парижане постоянно насмехались над королем, который «читает грамматику и учится склонениям». Генриха не заботило то, что думают по этому поводу его подданные, и он хотел видеть вокруг себя образованных людей, способных увеличить его знания. Точные науки его интересовали так же сильно, как и литература. Любопытно отметить, что он интересовался памятью и способами ее расширения. По этой причине король разыскивал доминиканца Джордано Бруно, посетившего Париж в 1582 году. Когда обвиненный в ереси Бруно предстал перед инквизицией, отправившей его на костер, он так объяснил свои отношения с Генрихом III : «Однажды король прислал за мной и спросил, природно ли искусство запоминания, которое я преподаю, или получено магическим путем. Я объяснил, что это результат научной деятельности. После этого я опубликовал книгу о памяти «О призраках идей» и посвятил ее Его Величеству. Король сделал меня временным лектором , и я читал лекции в городе около 5 лет». Другие писатели тоже посвящали свои работы монарху, любящему литературу и науки. Они поступали так не только из лести. Они знали, что их произведения вызовут интерес человека с широким взглядом на вещи : Генрих даже просил многих гуманистов перевести латинских авторов. Кроме того, Генрих любил вести беседы с умными и образованными людьми. Король так же владел искусством красноречия , иронии и шутки. Обладая прекрасной памятью, Генрих говорил очень легко и был прирожденным оратором. На это никто не обращал никакого внимания до 1574 года. Однако Брантом передает содержание его импровизированной речи к маршалу Бирону, намеревавшемуся захватить Ля Рошель. Бирон попросил Герцога Анжуйского присоединиться к нему, давая ложные заверения о неизбежности сдачи города . « Я прибыл туда и не увидел никаких изменений. Я пришел, поверив вам, что буду хозяином положения…Вы продержали меня пять месяцев. Теперь, когда я могу выйти с честью из сложившейся ситуации, вы предлагаете остаться здесь ,одержать победу и получить почести за моей спиной! Я научу вас, как играть в большого военачальника за мой счет!» Так же современники Генриха были удивлены усердием короля, проявляемым им в деле решения административных задач. Для французов того времени король должен был быть в первую очередь солдатом, первым военачальником королевства. Изучение государственных дел, их решение, ответы на запросы из провинций или из за границы были скорее делом государственных секретарей. Короля нередко одолевали сомнения и усталость. Сентиментальный и впечатлительный, в некоторых случаях он был вынужден совершать насилие над своей природой и противостоять событиям, что бы он ни чувствовал. Именно это качество имел в виду врач и верный советник короля Марк Мирон, когда писал, что храбрость Генриха шла от головы, а не от сердца. В еще один критический период, в мае 1588 года, Луи Давиля был послан к Генриху сообщить королю, что несмотря на его сопротивление, в столицу прибудет Генрих де Гиз, с намерением бросить ему вызов. Генрих III был так шокирован этим известием, что «был вынужден опереться локтем на небольшой столик, придерживая голову рукой и одновременно закрывая ею лицо» Король никогда не скупился на проявления дружбы и признательности, особенно с Виллеруа. Такая доброта Генриха расценивалась как слабость. Она удивляла современников. Генриху III так же недоставало ореола популярности. Что бы он ни делал, критики одевали на него тунику Несса. Подобно матери, ему не было до этого никакого дела, но более чувствительный и менее закаленный, чем она, он иногда возмущался и сопротивлялся. Люди, которые приближались к нему и беседовали с ним, почти всегда говорили, что перед ними был человек, несмотря на исключительно сложные обстоятельства не имеющий недостатка ни в решительности, ни в желании действовать. Опасение за него не переставало мучить его приближенных. Государственный муж Генрих III выполнял свои обязанности монарха с умом и прилежанием в традициях французской монархии. И если ему не удалось до конца выполнить свои намерения, не он один был виноват в этом. Противники последнего Валуа видели в нем подставного короля, заботящегося только о своих удовольствиях и удовлетворении своих эксцентричных вкусов. По их мнению, Генрих был королем-снобом, не способным исполнять возложенные на него обязанности, и больше того, не имевшим никакого желания делать это. Что можно думать о принце, который только и имеет энергии, что на балет, умиляется при виде маленьких собачек и опускается до таких детских игр , как бильбоке? Однако, если помнить о Генрихе только это, значит останавливаться лишь на ничтожных аспектах его жизни. Генрих Валуа, и это доказано, был государственным мужем. Нужно ли напоминать о том, что в возрасте 16ти лет он исполнял обязанности генерал-летейнанта? Будучи умным человеком, он надеялся применить свои дарования прежде всего в деле управления. Общество смеялось над этим. Но кинжал убийц не делал никаких различий между такими разными людьми, как Генрих III, Гийом Д Оранж и Генрих IV.. Феодальная знать хотела видеть не короля-секретаря, а короля- воеводу, однако Генрих поддерживал в своем королевстве мир. Одной из причин было отсутствие денег в королевской казне. Жаждущие войны дворяне однако же не желали тратить на нее свои средства. Все желали войны, но никто не хотел воевать. Часто король засиживался в своем кабинете до глубокой ночи, а иногда проводил там время с 2х часов ночи до девяти утра, вероятно потому, что в другое время к нему часто приходили изнурительные мигрени, от которых не было спасенья. Думаю, настал момент поговорить о портрете Генриха и его физическом состоянии.
Генрих III был высокого роста, с длинными и изящными ногами, неширокими плечами, слабо развитой грудной клеткой. В отличие от своего деда Франциска I, он не создавал впечатление силы и стати, наоборот, от него оставалось ощущение элегантности и изящества. Он не был создан для физических упражнений и жизни на свежем воздухе, хотя он не отказывался от охоты и прекрасно ездил верхом. Внешне он производил впечатление думающего человека. Так же как и остальные части тела, его голова была удлиненной формы, с овальным лицом, прямым носом, темными глазами, правильным ртом и довольно тонкими губами, тонкой и едва заметной ниточкой усов над верхней губой ,и темным пятном над нижней, которое на последний портретах Генриха Валуа будет усиливать задумчивое выражение его лица. От него веяло изысканностью и благородством. Прекрасный карандашный рисунок Жана Декура, датируемый той эпохой, и чудесный медальон Жермена Пилона, созданный в 1575 году, дают точное представление о внешнем виде Генриха III. Генрих так же был обладателем красивых рук с изящными тонкими пальцами, которые он унизывал перстнями. Когда Генрих, убегая из Польши во Францию, остановился на три дня в Венеции, его представили тамошней достопримечательности- самой знаменитой куртизанке города Лауре Франко, прекрасно воспитанной и образованной поэтессе. «Хотя король представился, приуменьшая свое величие, - писала она позже,- он произвел на меня впечатление такое сильное, что я чуть не потеряла сознание» В 1581-1582 голах король быстро постарел из-за слабости здоровья и одолевавших его неприятностей. Савуйяр де Лисенж, известный враг короля Франции, писал в том же духе герцогу Шарлю- Эммануэлю : « Королю 36 лет или около того, но, то ли из за своей комплекции, то ли из за переживаний и затруднений в делах, он преждевременно и почти полностью поседел.» К концу своего правления Генрих имел более внушительный вид, нежели в молодости, но по-прежнему оставался изысканным и импозантным. Он обладал достоинством и степенностью, соответствующими его величию, мягким и приятным слогом. Никогда никого не ругал и не унижал словом, повышал голос ровно настолько, насколько это было нужно. Его изящество, достоинство и подлинное королевское величие были врожденными качествами и проявлялись в поведении, но, тем не менее Генрих иногда выказывал характер агрессивный и даже неистовый. Это был один из контрастов его темперамента. Вот два примера, когда он выходил из себя, оставляя свою обычную доброжелательную манеру поведения. Убедившись в мошенничестве канцлера королевы Елизаветы, Генрих III выгнал его со двора, дав ему пинка под зад, пишет тосканец Рениери ; в другой раз, на заседании совета Мишель де Севр обвинил Милона де Видевиля, интенданта по финансам, в том, что он «вор и убийца народа Франции», обогащающийся за счет выплаты долгов короля.» Генрих вскочил со своего места, выхватил шпагу и хотел проткнуть его. Благодаря вмешательству других советников, трагедии удалось избежать. Но подобные случаи были редкостью, так как Генриху всегда удавалось внушать уважение. Сравнение последнего Валуа и первого Бурбона вовсе не в пользу Генриха IV. Так, мадам де Симье, одна из самых знатных дам при дворе Генриха III, сказала , увидев Генриха IV : « Я видела короля, но не видела Его Величества». Но все эти внешние достоинства Генриха Валуа иногда затемнялись из-за его хрупкого здоровья. Помимо постоянных мигреней, проблем с пищеварением, почками и подагрой, можно назвать туберкулезный диатез и постоянные абсцессы и фистулы. В детстве он страдал от лакримальной фистулы, которая вскоре исчезла. Источники говорят об еще одной фистуле в зрелом возрасте и о постоянных воспалениях кожи одной руки и ноги. Генриха преследовали постоянные боли в голове и ушах. Воспаления костных тканей подтверждают, что причиной большинства болезней Генриха был туберкулез. Медицина была абсолютна бессильна и Генрих не питал никаких иллюзий по этому поводу. В те времена было очень распространено лечение кровопусканием , которое испробовали и на Генрихе. Несложно представить , какой это оказало эффект на человека, страдающего мигренями. Король ненавидел врачей и называл их «инквизиторы».Генрих болел до конца своей жизни , однако с возрастом его здоровье постепенно стабилизировалось.
-
-
10.03.2008 в 14:17-
-
10.03.2008 в 17:01-
-
10.03.2008 в 17:21Здорово)